Рэм

Описание

Если бы мы перенеслись на несколько месяцев назад, превратились в светлячка и заглянули в одно московское окно, то наш бы взгляд сначала уловил бы обычную меблировку, включенный телевизор, спину мужчины, который, расположившись на кресле, увлеченно смотрел вечернее ток-шоу. И уже собираясь полететь дальше с «инспекцией» по другим окнам, наш взгляд привлекла чья-то тень, мы бы толкнули своего напарника-светлячка и спросили: «Ты видел, что там что-то шевельнулось? Коричневое». Рэм тихо лежал в уголке. Уже давно по редкому прикосновению хозяина по его уже немолодой шерстке, он начал понимать, что уже не приносит той радости, как когда он был щенком. Хозяин все реже и реже брал его на те самые пробежки, он все больше раздражался, что Рэму все чаще нужны передышки, что его лапы уже не такие сильные, чтобы проходить большие дистанции. Хозяин наглухо начал закрывать дверь своей спальни со словами «Надоел ты мне своим сопением», а Рэм, потоптавшись немножко, занимал какой-нибудь темный угол, чтобы не приводить в ярость своего хозяина. В тот вечер Рэм еще больше притих. Выключив телевизор, хозяин пошел в спальню. А Рэм так и остался в своем уголке. Он все понял. Он принял решение хозяина. Мы конечно не такие волшебники, чтобы угадать, о чем думал Рэм в ту ночь. Возможно он вспоминал свою молодость, возможно он тихо, чтобы не разбудить Его, подходил к закрытой двери спальни, чтобы запомнить каждую мелочь, которая так дорога его сердцу. Мы не хотим даже «залезать в голову» того, кто таким будничным жестом передает поводок в руки работника приюта. Мы не хотим понимать того, у кого не дрогнул ни один мускул на лице, увидев тысячи пар глаз, смотрящих из-за железных прутьев приютских клеток. «Кастрация, потом заберу» - начал что-то он говорить. Но только мы понимаем эту покорную позу, когда собака опускает голову и смотрит в пол. Когда ты опускаешься на колени рядом с ним, гладишь его по спинке и только шепчешь «Ну подними, подними на меня свои глаза. Не замыкайся в себе. Переживать все в себе очень тяжело. Поговори с нами. Ну, пожалуйста». В этот момент, глядя на его буквально согнутую пополам фигуру, у нас в очередной раз текут слезы, мы уже физически начинаем ощущать боль где-то там, слева, потому что это «шоколадное сердце» рядом с тобой болит, стонет, рвется на части. То ли ощутив нашу теплую слезу на своей макушке, то ли все же найдя в себе силы посмотреть со всей смелостью на свое настоящее и будущее, Рэм поднял глаза. Обвел глазами приют и посмотрел на нас: - Он не вернется. - Мы знаем. - Я умру? - Все мы когда-то умрем. - Я хочу умереть прямо сейчас. - Не делай этого. - Почему? А мы просто прижали к себе это постаревшее за одну ночь тело, крепко обвили его шею и тихо начали ему петь колыбельную, чтобы он не слышал шум колес отъезжающей от приюта машины. За эти несколько месяцев Рэм еще больше постарел. Каждый раз мы видим его «разъеденную» от слез под глазами шерсть, каждый раз мы подговариваем наших хвостиков, чтобы с ним играли чаще, чтобы ему рассказывали анекдоты, и чтобы никто и никогда ему не задавал вопросов «Ну как там? Расскажи, как это жить дома?» И мы всегда каждый раз останавливаемся, когда по привычке, заводя гуляющих снова в вольер, мы им говорим: «Домой!». Конечно, это очень хороший для них урок, чтобы они потом, в будущей жизни знали эту команду. Но лишь однажды сказав это группе хвостиков, с которыми прогуливался Рэм, мы увидели, как он остановился и увидели по его вновь согнутой пополам фигуре, по его дрожащему телу, по его взгляду в сторону своего вольера, что боль не уходит, что он понимает никчемность остатка своих лет. - Когда я умру? – вдруг спросил у нас Рэм, посмотрев прямо в глаза. - Когда ни единой души в нашем городе не найдется, кто захотел бы подарить тебе дом. – честно ответили мы Рэму. - А если найдутся, я умру? - Нет, ты навсегда останешься в сердцах тех, кто тебя всем сердцем любил. - А им будет больно, когда я буду жить у них в сердцах? - Первое время да. Но если ты настоящий, ты готов стерпеть боль. Потом наступает период, когда, доставая фото прошлых дней, эта боль будет утихать. И приходит момент, когда на смену боли приходят добрые воспоминания – первая встреча, первый поцелуй, как в один день вы, хохоча, спасались от дождя, а потом растирали друг друга полотенцами, когда вы объелись мороженным, а потом лежали с больным горлом, когда успокаивали друг дружку, если кому-то приснится страшный сон. Добрые воспоминания – это самый хороший лекарь. - Почему ты молчишь? – спросили мы Рэма. - Потому что я верю… А мы просто прижали к себе это доброе и такое уже измученное душевной болью и вечными вопросами «Почему?» «Когда?» тело, крепко обвили его шею и тихо начали ему петь ту самую спасительную колыбельную. Пребывание Рэма в приюте приводит нас к ужасной мысли о том, что люди начали избавляться не только от ненужных и старых вещей, но и уже с налетом будничности выкидывать на свалку «доброту», «сердечность», «искренне любящие их ЖИВЫЕ сердца». А они все плачут, они все чаще болеют. И если Вы закроете глаза, представите тихий плач «хора голосов», который часто пронизывает всю территорию приюта, то среди этого хора Вы услышите тихую колыбельную Рэма, которую мы ему поем, чтобы утешить. А в тот момент Рэм ее запел, в первую очередь думая о ближнем и напрочь забывая про свою неутихающую боль. «Ну, ну, не грусти» - шепчет наш добрый, искренний и всепрощающий Рэм своей соседке на ушко, которая так же, как и Рэм, боится умирать. Рэм – бывшедомашний мальчик, ему 7 лет, 60 см в холке, привит, здоров, кастрирован, приучен к поводку и квартирному содержанию, дружелюбен со всеми питомцами приюта Солнцево. Если Вам не ответили на звонок, пришлите, пожалуйста смс "Рэм"